С вященномученик Гермоген (в миру Георгий Ефремович Долганов), епископ Тобольский и Сибирский, родился 25 апреля 1858 года в семье единоверческого священника Херсонской епархии, впоследствии принявшего монашество. Он окончил полный курс юридического факультета в Новороссийске, здесь же прошёл курсы математического и историко-филологического факультетов. Затем Георгий поступает в Санкт-Петербургскую Духовную Академию, где и принимает монашество с именем Гермоген. 15 марта 1892 года он становится иеромонахом.
В 1893 году иеромонах Гермоген окончил Академию и был назначен инспектором, а затем ректором Тифлисской Духовной Семинарии с возведением в сан архимандрита. Не желая содействовать антицерковному и материалистическому духу времени, он поощряет распространение миссионерства среди населения Российской окраины.
14 января 1901 года в Казанском Соборе Санкт-Петербурга отец Гермоген был хиротонисан во епископа Вольского, викария Саратовской епархии. В 1903 году его назначили епископом Саратовским и вызвали для присутствия в Святейшем Синоде.
Служение Владыки отличалось неослабевавшим горением духа: процветала его трудами миссионерская деятельность, устраивались религиозные чтения и вне богослужебные беседы, программу для которых составлял сам же епископ и он же руководил ими.
Владыка часто объезжал приходы епархии и служил с таким благоговением, трепетом и молитвенным настроем, что люди действительно забывали - на Небе они или на земле, многие плакали от умиления и духовной радости. Во время политических беспорядков 1905 года Владыка успешно вразумлял одурманенных бунтовщиков своими проповедями.
С большой любовью и уважением относился к епископу Гермогену святой праведный Иоанн Кронштадтский, говоря, что за судьбу Православия он спокоен и может умереть, зная, что епископы Гермоген и Серафим (Чичагов, память 28 ноября) продолжат его дело. Предрекая мученическую кончину Святителя, батюшка писал ему в 1906 году: «Вы в подвиге, Господь отверзает Небо, как архидиакону Стефану, и благословляет Вас».
В конце 1911 года на очередном заседании Святейшего синода Владыка резко разошёлся с обер-прокурором В.К. Саблером, который с молчаливого согласия многих архиереев спешно проводил некоторые учреждения и определения прямо противоканонического характера (корпорация диаконисс, разрешение отпевания инославных).
7 января преосвященному Гермогену был объявлен указ за подписью Государя об увольнении от присутствия в Святейшем синоде и отбытии в свою епархию до 15 января. Не уложившись ввиду болезни в отведённый промежуток времени, Владыка был сослан в Блоруссию в Жировицкий монастырь. Одной из причин этой ссылки явилось также и резко отрицательное отношение Владыки к Г.Е. Распутину.
Положение опального епископа в монастыре было тяжёлым. Ему не разрешали часто служить, а когда разрешали, то не оказывали должных почестей его епископскому сану. Иногда Владыке даже запрещалось выезжать из монастыря.
Святитель часто скорбел о будущем Отечества, и плача говорил: «Идёт, идёт девятый вал; сокрушит, сметёт всю гниль, всю ветошь; совершится страшное, леденящее кровь - погубят Царя, погубят Царя, непременно погубят».
В августе 1915 года Владыку перевели в Николо-Угрешский монастырь Московской епархии, а после Февральского переворота 1917 года он был назначен на кафедру в Тобольск. Особой заботой Владыки были вернувшиеся с фронта одурманенные большевицкой пропагандой русские воины, и он создаёт особый солдатский отдел при Иоанно-Димитриевском братстве. Большевики, старавшиеся озлобить солдат, чтобы легче управлять ими, были вне себя, видя проявляемую о бойцах церковную заботу.
В это мятежное время Святитель призывал свою паству «не преклонять колена пред идолами революции», борясь против коммунизма, денационализации и искажения русской народной души.
Находясь на Тобольской кафедре во время пребывания там в заточении Царственных Мучеников, по его благословенно в утешение Им была принесена Абалацкая икона Божией Матери.
25 декабря 1917 года в Покровском храме города Тобольска, в присутствии Царской Семьи диакон Евдокимов провозгласил им многолетие - как и положено по Богослужебному Уставу. Вслед за этим последовал арест настоятеля и диакона. Настоятель храма протоиерей Васильев на допросе заявил, что «не подотчётен рачьим и собачьим депутатам», а диакон Евдокимов сказал: «Ваше царство минутное, придёт скоро защита Царская. Погодите ещё немного, получите своё сполна».
На запрос об этом происшествии из местного органа большевицкой власти Владыка Гермоген ответил письменно, отказавшись от какого бы то ни было личного общения: «Россия юридически не есть республика, никто Её таковой не объявлял и объявить не правомочен, кроме предполагаемого Учредительного Собрания. Во-вторых, по данным Священного Писания, государственного права, церковных канонов, а также по данным истории, находящиеся вне управления своей страной бывшие короли, цари и императоры, не лишаются своего сана как такового и соответствующих им титулов, а потому в действиях причта Покровского храма ничего предосудительного не усмотрел и не вижу».
На Литургии Владыка всегда вынимал частички за Царскую Семью, свято храня любовь к Ней. Есть сведения, что во время пребывания Государя в Тобольской ссылке Владыка испросил у него прощения за то, что поверил наговорам на Г.Е. Распутина, и Государь со смиренным сердцем простил его.
В январе 1918 года, после принятия большевиками декрета об отделении Церкви от государства, ставившего верующих в действительности вне закона, архипастырь обратился к народу с воззванием, которое заканчивалось словами: «Станьте на защиту своей веры и с твёрдым упованием скажите: «Да воскреснет Бог и расточатся врази Его»».
Власти стали усиленно готовиться к аресту непреклонного епископа, но Владыка, не смущаясь, назначил на Вербное Воскресенье 15 апреля 1918 года Крестный ход. Он говорил: «Я от них пощады не жду, они убьют меня, мало того, они будут мучить меня, я готов, готов хоть сейчас. Я не за себя боюсь, не о себе скорблю, боюсь за жителей - что они сделают с ними?».
Накануне праздника, 13 апреля, в архиерейских покоях появились вооруженные красноармейцы. Не обнаружив епископа, они учинили обыск в его покоях и осквернили алтарь домовой церкви. Крестный ход собрал множество верующих. Со стен городского Кремля хорошо был виден дом, где томилась в заключении Царская Семья. Владыка, подойдя к краю стены, высоко поднял крест и благословил Августейших Страстотерпцев, которые смотрели из окон на Крестный ход.
Сопровождаемый пешими и конными отрядами милиции, Крестный ход привлёк много верующих, но на обратном пути (ход окончился в половине пятого) ряды народные стали редеть, так что милиция без труда (сначала при помощи обмана) разогнала оставшихся прикладами и арестовала Владыку. На колокольне рядом с архиерейским домом ударили в набат. Большевики выстрелами согнали с колокольни звонарей. Остальные возмущавшиеся были также разогнаны.
Владыка был заключён в Екатеринбургскую тюрьму. В заточении он много молился. В одном из писем, которое удалось переслать на волю, Святитель писал, обращаясь к «благоговейно любимой и незабвенной пастве»: «Не скорбите обо мне по поводу заключения моего в темнице. Это моё училище духовное. Слава Богу, дающему столь мудрые и благотворные испытания мне, крайне нуждающемуся в строгих и крайних мерах воздействия на мой внутренний духовный мир... От этих потрясений (между жизнью и смертью) усиливается и утверждается в душе спасительный страх Божий...».
Продержав Владыку несколько месяцев в заточении, областной совнарком потребовал выкуп - сначала в сто тысяч рублей, но, убедившись, что такой суммы ему не собрать, уменьшили её до десяти тысяч рублей. Когда деньги, пожертвованные местным коммерсантом Д.И. Полирушевым, были принесены духовенством, власти дали расписку в получении требуемой суммы, но вместо освобождения епископа арестовали и троих членов делегации: протоиерея Ефрема Долганова, иерея Михаила Макарова и Константина Минятова, о дальнейшей участи которых ничего более не известно. Видимо, их мученическая кончина предварила кончину Владыки.
Вскоре Святитель был перевезён в Тюмень и доставлен на пароходе к селу Покровское. Все узники, за исключением епископа и священника церкви Каменского завода, благочинного второго округа Камышевского уезда Екатеринбургской губернии, иерея Петра Карелина, были расстреляны. Владыка и отец Пётр были заключены в грязном трюме. Пароход направился к Тобольску. Вечером, 15 июня, когда священномучеников переводили с одного корабля на другой, Владыка, подходя к трапу, тихо сказал лоцману: «Передайте, раб крещёный, всему великому миру, чтоб обо мне помолились Богу».
Около полуночи с 15 на 16 июня большевики сначала вывели на палубу парохода «Ока» иерея Петра Карелина, привязали к нему два больших гранитных камня и сбросили в воды реки Туры. Та же участь постигла и Владыку (по некоторым сведениям, Владыку привязали к пароходному колесу, которое затем привели в движение. Это колесо искромсало живое тело Владыки).
Честные останки Святителя были вынесены на берег 3 июля и обнаружены крестьянами села Усольского. На следующий день они были похоронены крестьянином Алексеем Егоровичем Маряновым на месте обретения. В могилу был положен и камень.
Вскоре город был освобождён войсками Сибирского Правительства и останки Святителя были извлечены, облачены в архиерейские одежды, и торжественно погребены в склепе, устроенном в Иоанно-Златоустовском приделе на месте первой могилы святого Иоанна, митрополита Тобольского.
Священномученики Гермоген, Ефрем, Пётр, Михаил и мученик Константин причислены к лику святых Новомучеников и Исповедников Российских на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в августе 2000 года для общецерковного почитания.
Игумен Дамаскин. "Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви XX столетия".
Тверь, Издательство "Булат", т.1 1992,т.2 1996, т.3 1999, т.4 2000, т.5 2001.
В патриотических СМИ вновь зазвучало имя священномученика Гермогена Тобольского.
Некоторые авторы, специализирующиеся на истории России начала ХХ века, упоминают его в своих работах. Например, О. Платонов в книге «Война с внутренним врагом» пишет: «В 1910 году возникает скандальная история с епископом Гермогеном и иеромонахом Илиодором, как выяснилось, прожженными аферистами и карьеристами ».
Другой писатель С.В. Фомин более снисходителен к епископу Гермогену. В интервью газете «Русский Вестник» он рассказывает о содержании своей новой книги: «Начинается она скандальным делом епископа Гермогена - иеромонаха Илиодора в январе 1912 года…
«Уравнивать» Илиодора и Гермогена вообще, как пишет, например, А.Н. Варламов, автор последней, вышедшей в серии «Жизнь замечательных людей» книги о Г.Е. Распутине, разумеется, не стоит, но сравнивать (и даже «уравнивать»!) их реальные действия в 1907-1912 гг. не только вполне допустимо, но никак иначе поступить - если следовать фактам и истине - просто невозможно. Более того, деяния архиерея в этот период были более безответственны, более действенны, а потому более вредны, чем иеромонаха ».
Чтобы разобраться в ситуации, мы провели круглый стол на тему «Епископ Гермоген: мифы и реальность» с участием иеромонаха Гермогена Сафонова, историка Виктора Иванова и нашего постоянного сотрудника Никиты Белова.
Н. Белов:
Прежде чем говорить о епископе Гермогене, прошу Виктора дать историческую справку о нем.
В. Иванов:
Священномученик Гермоген, в миру Георгий Ефремович Долганев, родился 25 апреля 1858 года в семье священника. Он окончил Одесское духовное училище, потом Одесскую семинарию и Новороссийский университет, а также Санкт-Петербургскую духовную академию. Духовным отцом его был иеросхимонах Евгений Святогорец. Несколько лет иеромонах Гермоген служил в Грузинском экзархате, а 14 февраля 1901 г. был хиротонисан во епископа Вольского, викария Саратовской епархии. В 1903 г. он был назначен на Саратовскую кафедру, на которой прослужил до 1912 г. В 1912 г. епископ Гермоген в результате интриг церковных реформаторов, а также вследствие своей борьбы против Г.Е. Распутина был сослан в Жировицкий монастырь, а потом в 1915 г. в Николо-Угрешский монастырь. В 1918 г. он был поставлен епископом Тобольским. Преосвященный Гермоген один из немногих архиереев, который сохранил верность Государю Императору Николаю II . Его мученическая смерть предшествовала смерти Царской Семьи. Он был утоплен красными палачами в реке Туре. Его мощи были обретены нетленными и положены в гробнице святителя Иоанна Тобольского. Русская Православная Церковь причислила его к лику святых на Юбилейном соборе 2000 г.
Н. Белов:
Спасибо, Виктор. Теперь вопрос к отцу Гермогену. Батюшка, вы пострижены в честь священномученика Гермогена. Вы подробно изучали его житие. Что Вы можете добавить к словам нашего историка?
О. Гермоген:
В 1907 г. ближневосточные актеры поставили клеветническую пьесу «Черные вороны», в которой поносили святого праведного Иоанна Кронштадтского. Епископ Гермоген обратился к председателю Совета министров П.А. Столыпину и добился запрета на постановку этого театрального кощунства над Праведником. Это достаточно яркий факт, свидетельствующий о священномученике Гермогене.
В. Иванов:
Мне также хотелось бы привести еще некоторые, наиболее яркие эпизоды из его жизни.
Во время революции 1905 г. владыка Гермоген наладил издание ежедневной православно-патриотической газеты «Братский листок», в которой разоблачал преступления мятежников и лживость их идеологии. То же он делал и в своих устных выступлениях. Благодаря его миссионерской деятельности, возник Саратовский отдел Союза Русской Народа. За все эти благодеяния революционеры поносили его в своих СМИ. В 1906 г. святой праведный Иоанн Кронштадтский прислал ему открытку, в которой уже тогда предрек ожидающую его мученическую кончину: «Вы в подвиге; Господь отверзает Небо, как архидиакону Стефану, и благословляет Вас».
О. Гермоген:
Когда решается какой-либо вопрос, православные в первую очередь должны обращаться к святым Отцам. Что святые Отцы говорят о епископе Гермогене?
Перед смертью святой праведный Иоанн Кронштадтский говорил, что за судьбу Православия он спокоен, зная, что епископы Гермоген и Серафим продолжат его дело, будут бороться за Православие. Вот выдержка из письма священномученика Серафима Чичагова к графине Софии Игнатьевой. Говоря о смерти святого праведного Иоанна Кронштадтского, он пишет: «Есть у меня последняя его икона, благословение предсмертное, которое он дал с удивительными словами: “Я могу умереть покойно теперь, ты и Гермоген будете продолжать мое дело, бороться за Православие!”»
В 1908 г. Столыпин и ряд других политиков-октябристов пытались добиться его устранения с самостоятельной Саратовской кафедры. Они ходатайствовали перед святым Царем-Мучеником Николаем об этом. Государь ответил: «Преосвященного Гермогена нельзя трогать из Саратова!... Это редкий иерарх… у него прекрасная душа…».
Священномученик Иоанн Восторгов хорошо знал Владыку и благоговел перед ним. Вот отрывок из его письма: «Я просто мучаюсь от невозможности и неумения в слове выразить Вам все пожелания Ваших друзей и почитателей, всю полноту нашей радости и любви к Вам. Но воистину, было у нас здесь (в Тифлисе - прим. ред.) ликование при известии о Вашем назначении (в самостоятельного епископа на Саратовскую кафедру - прим. ред. )… Так хорошо на сердце при духовном в эти минуты, как я пишу это письмо, общении с Вами… А как хочется увидеться… сбудутся ли мечты золотые о служении под Вашим крылом?»
Здесь хотелось бы привести еще высказывания подвижников благочестия, которые ныне также широко известны и почитаемы православными христианами, хотя и не причислены пока к лику святых. Схиархиепископ Антоний (Абашидзе) в 1908 г. писал: «Сердечно приветствую с днем Ангела дорогого Владыку - ревнителя и поборника Веры, бдительного стража дома Божия, святой своей десницей заушающего бесстыжих почитателей осатаневшего яснополянского Льва и всех врагов Святой Руси и слуг древнего змия - иудеев, масонов, социалистов. Многая лета здравствуй неустрашимый святитель Христов во славу Божию на пользу могучей России».
Любил владыку Гермогена и священномученик Герман (Вольский), архиепископ Никон (Рождественский), идеолог монархического движения Лев Тихомиров, основатель Союза Русского Народа Александр Дубровин и многих другие угодники Божии, подвижники благочестия и деятели православно-патриотического и монархического движения. Из этих высказываний видно, что священномученик Гермоген не был ни «прожженным аферистом и карьеристом», как опрометчиво его называет писатель Платонов, ни «безответственным и вредным», как утверждает писатель Фомин. Это был один из лучших иерархов своего времени.
Н. Белов:
С чем же связаны высказывания С. Фомина, О. Платонова и некоторых других писателей-патриотов, поносящих и клевещущих на священномученика Гермогена?
В. Иванов:
Эти писатели пытаются оправдать, показать истинный святой облик старца и мученика за Христа Григория Ефимовича Распутина. А поскольку владыка Гермоген открыто боролся с ним, то в своих работах они его не щадят.
О. Гермоген:
Действительно, преосвященный Гермоген был лично знаком со старцем Григорием и сначала верил ему. Но потом под влиянием близких к нему людей, а также по ряду других причин изменил к нему свое отношение и начал активную борьбу с ним. Однако впоследствии он осознал свою ошибку, покаялся и примирился со старцем Григорием.
В. Иванов:
Вот что об этом Святитель рассказал некоему Соловьеву, зятю старца Григория, который был женат на его дочери Матроне, в Тобольске в 1918 г.:
«Ты отлично знаешь историю моих отношений с покойным Григорием! Я его любил и верил в него, вернее, в его миссию внести что-то новое в жизнь России, что должно было укрепить ослабевшие связи между Царем и народом на пользу и благо последнего! Но его самовольное отступление от нашей программы, противоположный моему путь, по которому он пошел, его нападки на аристократию и на таких людей как Великий Князь Николай Николаевич, которых я всегда считал опорой Трона, заставило вначале меня отвернуться от него, а затем, видя его усилившееся влияние при Дворе и учитывая, что при этом его идеи будут еще вредоноснее, я начал энергичную компанию против него. В азарте этой борьбы я многого не замечал. Я не видел, например, что моя борьба усиливает вредные элементы среди оппозиции Государственной Думы. Я не видел, что словно сатана, искушавший Христа, вокруг меня вертится, неустанно внушая мне ненависть, упорство и злобу, это подлинно презренное существо Илиодор! Результаты ты помнишь? Громкий скандал: я побежден и отправлен в ссылку в Жировицкий монастырь, где, когда волнения улеглись и я обрел возможность спокойно размышлять, я с ужасом увидел итог моего выступления: борясь за Трон, я своей борьбой только скомпрометировал его лишний раз! Сколько мук и терзаний пережил я потом! И вот 1916 год, декабрь месяц, и Григорий убит!»
Далее владыка Гермоген рассказал, как ему явился старец Григорий. В тот день он отслужил Литургию, пошел в свою келью и начал читать свежие газеты. Там было объявление о смерти старца Григория. «Я невольно подумал, - вспоминал Владыка, - вот он гнал меня, и из-за него я нахожусь сейчас на положении ссыльного, но возмездие было близко, и кара Божия обрушилась на него и он убит!» Вдруг, я никогда не забуду этого момента, я ясно услышал громкий голос Григория за спиной: «Чему радовался?.. Не радоваться надо, а плакать надо! Посмотри, что надвигается!» Старец Гриогрий показал ему надвигающуюся революцию. Вечером того же дня преосвященный Гермоген отслужил панихиду о упокоении старца Григория, духовно примирившись с ним.
Таким образом, священномученик Гермоген примирился с мучеником Григорием, а также и с Государем; они испросили друг у друга прощение в Тобольске перед мученической смертью обоих.
Н. Белов:
Писатели Фоменко и Платонов тоже говорят об этом Илиодре, упомянутом в рассказе сщмч. Гермогена. Кто он?
В. Иванов:
Иеромонах Илиодор (Труфанов) закончил Петербургскую Духовную академию, где его духовным наставником был будущий новый затворник архиепископ Феофан. По его же ходатайству он попал к епископу Гермогену. Сначала он ревностно служил и мужественно боролся против революционеров и прочих врагов Бога, Царя и России. Но потом, подобно владыке Диомиду (Дзюбану), не выдержал гонений за свою борьбу и пал: потерял веру, сложил с себя сан, женился. Потом эмигрировал и окончил жизнь еретиком-баптистом.
Н. Белов:
Вы сравнили Илиодора с владыкой Диомидом, но ведь бывший епископ Диомид в первых своих обращениях все правильно говорил, только плохо, что он ушел в раскол.
В. Иванов:
Так и Илиодор все правильно поначалу говорил. Кстати, если сравнить его проповеди царицынского периода с писаниями Фоменко и Платонова, то практически они близки по духу. В них Илиодор обличает те же самые темные силы, которые обличают в своих трудах эти писатели-патриоты. Но плохо то, что он не выдержал гонений. А гнали его государственные чиновники, которые, как сейчас уже известно, многие были «вольными каменщиками» (масонами) и пользовались своим служебным положением для борьбы с монархистами, лицемерно выступая от имени Царя. В глазах Илиодора его гнал Царь. Этим объясняется его последующая клевета на Царскую Семью. Таким образом, масоны подставили Царя, стравили, по сути, двух единомышленников. Конечно, в любом случае Труфанов не имел права так поступать, даже если его несправедливо наказали. Надо было потерпеть.
О. Гермоген:
В заключение хотелось бы привести слова великого нашего современника. Одна из духовных дочерей спросила старца Николая (Гурьянова):
Отче! Как понять отношение к старцу Григорию (Распутину) духоносного Владыки Феофана Полтавского, который считал, что Распутин был праведником, а потом пал?
Владыка Феофан немного заблудился, запутался, поверил клевете и грязи, поэтому и гнал Распутина, не понимал. Но это бывает так, по попущению Божию… Помнишь, как юродивые Дивеевские гоняли друг друга... Пойди, разберись с этими блаженными!.. А владыке Феофану Бог потом открыл, что он заблуждался насчет Григория и он покаялся. Оба ведь молитвенники были какие!»
Слова старца Николая о владыке Феофане в полной мере относятся и к священномученику Гермогену, которого больше всех современных ему архиереев любил преосвященный Феофан. Вот пример безстрастного отношения к святым угодникам Божиим. А писателям С. Фомину, О. Платонову, которых я уважаю за их патриотическую деятельность, и прочим патриотам желаю осторожности в слове и мудрости Божией, подобной той, какую имел старец Николай. Нельзя поносить Угодников Божиих. Господь может за это сурово наказать.
Херсонская губерния , Российская империя
близ Тобольска , Тюменская губерния , Тюменская область РСФСР
Епи́скоп Гермоге́н (в миру Гео́ргий Ефре́мович Долганов или Долганёв ; 25 апреля (7 мая) , Херсонская губерния - 29 июня , близ Тобольска) - епископ Православной российской Церкви ; 8 марта 1917 года Тобольский и Сибирский .
Семья
Родился в семье священника, который впоследствии принял монашество и был возведен в сан архимандрита в Саратовском Спасо-Преображенском монастыре. С детских лет был глубоко религиозным человеком.
Образование
Среднее образование получил в духовной семинарии, выдержал экзамены на аттестат зрелости при классической гимназии города Ананьева Херсонской губернии. Окончил юридический факультет Новороссийского университета (), прошёл также курс математического факультета, слушал лекции и на историко-филологическом факультете университета. Окончил Петербургскую духовную академию () со степенью кандидата богословия.
Монах и преподаватель
Епископ
Развернул широкую миссионерскую деятельность, к которой привлекал и мирян. Организовал внебогослужебные чтения и беседы, разрабатывал программы для воскресных школ .
Своим собственным примером, а также частыми беседами с епархиальным духовенством и особыми циркулярами призывал духовенство к истовому, неспешному и строго-уставному совершению церковного богослужения. Значительное внимание уделял борьбе с сектантством в рамках которой устраивал внебогослужебные пастырские беседы. В Саратове они проводились под руководством епископа во все воскресные и праздничные дни, предварялись кратким молебном, чередовались духовными песнопениями в исполнении архиерейского хора и оканчивались пением всех присутствующих. Для пропаганды православных идей преобразовал и расширил епархиальный печатный орган - «Саратовский духовный вестник» и создал еженедельный «Братский листок», учредил еженедельные печатные органы были учреждены в Балашове, Камышине и Царицыне. За время его служения на Саратовской кафедре было построено свыше пятидесяти храмов, значительно увеличилось количество церковно-приходских школ.
Политические взгляды
Один из самых консервативных русских архиереев начала XX века. Выступал с резкой критикой современных ему тенденций в литературе и театральной жизни. Так, крайне негативно оценил пьесу Леонида Андреева «Анатэма», в своей проповеди призвав губернатора уберечь русское юношество от тёмной и злой силы, направил в Св. Синод ходатайство о запрете этой пьесы. Автор брошюры «Нынешние исследователи анатэмы и его крамолы». Предлагал отлучить от церкви Леонида Андреева, Дмитрия Мережковского , Василия Розанова . Отменил назначенную в кафедральном соборе панихиду по знаменитой актрисе В. Ф. Комиссаржевской и запросил Ташкент (где она скончалась во время гастролей от чёрной оспы), чем она болела, была ли православною и когда исповедовалась.
Конфликт с Синодом и ссылка
Участвовал в заседании Святейшего Синода, в которым выступил против предлагавшегося московским митрополитом Владимиром (Богоявленским) и великой княгиней Елизаветой Фёдоровной введения чина диаконисс в православной церкви. Апеллировал в резкой форме по этому вопросу к императору - направил ему телеграмму, в которой утверждал, что Святейший Синод учреждает в Москве «чисто еретическую корпорацию диаконисс, фальшивое подложное учреждение вместо истинного». Также в этой телеграмме критиковал проект введения особого чина заупокойного моления об инославных, заявив, что этим оказывается «открытое попустительство и самовольное бесчинное снисхождение к противникам Православной Церкви».
Его увольнению способствовали ещё два фактора. Во-первых, он поддерживал деятельность черносотенного иеромонаха Илиодора (Труфанова) , который первоначально поддерживался церковными и светскими властями, видевшими в нём успешного антиреволюционного пропагандиста. Но затем они дистанцировались от его демагогии (позднее Илиодор снял сан и объявил о разрыве с церковью). Гермоген же остался союзником Илиодора вплоть до сложения им сана. Во-вторых, епископ вступил в конфликт с Григорием Распутиным , которого первоначально поддерживал.
Обвинён советскими властями в симпатиях к находившемуся в Тобольске Николаю II (есть данные, что бывший император и епископ простили друг другу прежние обиды), а также в попытках организовать помощь бывшим фронтовикам (большевики расценили это как стремление сорганизовать их в контрреволюционных целях). 15 апреля 1918 в Тобольске прошёл большой крестный ход, после окончания которого епископ был помещён под домашний арест. Затем был отправлен в Екатеринбург , куда прибыл 18 апреля ; был заключён в тюрьму, где занимался чтением Нового Завета в переводе Константина Победоносцева и житий святых, молился и пел церковные песнопения.
Тобольский епархиальный съезд направил в Екатеринбург делегацию, которая просила выпустить епископа под залог. В состав делегации входили:
- протоиерей Ефрем Долганёв, брат епископа Гермогена;
- священник Михаил Макаров;
- присяжный поверенный Константин Александрович Минятов .
Делегация выплатила установленный залог в размере десяти тысяч рублей (первоначально власти требовали сто тысяч), однако епископ не был освобождён, а члены делегации оказались сами арестованы и вскоре расстреляны.
Тело епископа Гермогена было обнаружено 3 июля и на следующий день захоронено крестьянами села Усольское. 2 августа 1918 года останки епископа были перезахоронены в склепе, устроенном в Иоанно-Златоустовском приделе Софийско-Успенского собора Тобольска (склеп и мощи новомученика были обнаружены во время ремонта собора в ).
Канонизация
В ноябре 1981 года решением Архиерейского Собора РПЦЗ канонизирован в лике священномученика со включением Собор новомучеников и исповедников Российских и установлением памяти 16 июня .
В августе 2000 Деянием Юбилейного Освященного Архиерейского Собора Русской Православной Церкви его имя было внесено в Собор новомучеников и исповедников Российских для общецерковного почитания. Тем же Деянием к общецерковному почитанию в Соборе новомучеников и исповедников Российских были канонизированы пострадавшие вместе со св. Гермогеном священномученики Ефрем Долганёв , Михаил Макаров и Пётр Карелин и мученик Константин Минятов .
Сочинения
- "К нашей юной духовной среде, " Духовный вестник Грузинского Экзархата, 1898, Ч. неофиц., № 24, 2-10.
- "Очерк деятельности Епархиального миссионерского духовно-просветительного Братства в г. Тифлисе за два года его существования (с 19 окт. 1897 г. по 22 окт. 1899 г.), " Духовный вестник Грузинского Экзархата, 1900, Ч. неофиц., № 6, 7-23.
- "Борьба за истину нашей духовной школы: Отзыв о проекте новой организации этой школы, " Саратовский духовный вестник, 1908, № 44, 3-10.
- "Негодующее осуждение дозволенного кощунства: (Истинное изображение смерти Толстого), " Саратов, .
- "От света «истинного» во тьму «кромешную»: (Открытое письмо к рус. людям), " Пг., 1916.
- "Толкование на «Откровение» Иоанна Богослова, " Первый и последний, М., 2003, № 2(6).
Напишите отзыв о статье "Гермоген (Долганёв)"
Примечания
Литература
- Игумен Дамаскин (Орловский) . Епископ Гермоген (Долганев). - М.: Кучково поле, 2010.
- Казанская Алексиево-Сергиевская пустынь. - Пенза, 2007. - С. 10
- Мраморнов А. И. Церковная и общественно-политическая деятельность епископа Гермогена (Долганова, 1858-1918). Саратов: «Научная книга», 2006. 366 с.
Ссылки
- . СПб., 1912
- . «Церковные ведомости». СПб., 1901
- . «Православная жизнь». Jordanville, 1973.
|
||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Гермоген (Долганёв)
Хлопоты и ужас последних дней пребывания Ростовых в Москве заглушили в Соне тяготившие ее мрачные мысли. Она рада была находить спасение от них в практической деятельности. Но когда она узнала о присутствии в их доме князя Андрея, несмотря на всю искреннюю жалость, которую она испытала к нему и к Наташе, радостное и суеверное чувство того, что бог не хочет того, чтобы она была разлучена с Nicolas, охватило ее. Она знала, что Наташа любила одного князя Андрея и не переставала любить его. Она знала, что теперь, сведенные вместе в таких страшных условиях, они снова полюбят друг друга и что тогда Николаю вследствие родства, которое будет между ними, нельзя будет жениться на княжне Марье. Несмотря на весь ужас всего происходившего в последние дни и во время первых дней путешествия, это чувство, это сознание вмешательства провидения в ее личные дела радовало Соню.В Троицкой лавре Ростовы сделали первую дневку в своем путешествии.
В гостинице лавры Ростовым были отведены три большие комнаты, из которых одну занимал князь Андрей. Раненому было в этот день гораздо лучше. Наташа сидела с ним. В соседней комнате сидели граф и графиня, почтительно беседуя с настоятелем, посетившим своих давнишних знакомых и вкладчиков. Соня сидела тут же, и ее мучило любопытство о том, о чем говорили князь Андрей с Наташей. Она из за двери слушала звуки их голосов. Дверь комнаты князя Андрея отворилась. Наташа с взволнованным лицом вышла оттуда и, не замечая приподнявшегося ей навстречу и взявшегося за широкий рукав правой руки монаха, подошла к Соне и взяла ее за руку.
– Наташа, что ты? Поди сюда, – сказала графиня.
Наташа подошла под благословенье, и настоятель посоветовал обратиться за помощью к богу и его угоднику.
Тотчас после ухода настоятеля Нашата взяла за руку свою подругу и пошла с ней в пустую комнату.
– Соня, да? он будет жив? – сказала она. – Соня, как я счастлива и как я несчастна! Соня, голубчик, – все по старому. Только бы он был жив. Он не может… потому что, потому… что… – И Наташа расплакалась.
– Так! Я знала это! Слава богу, – проговорила Соня. – Он будет жив!
Соня была взволнована не меньше своей подруги – и ее страхом и горем, и своими личными, никому не высказанными мыслями. Она, рыдая, целовала, утешала Наташу. «Только бы он был жив!» – думала она. Поплакав, поговорив и отерев слезы, обе подруги подошли к двери князя Андрея. Наташа, осторожно отворив двери, заглянула в комнату. Соня рядом с ней стояла у полуотворенной двери.
Князь Андрей лежал высоко на трех подушках. Бледное лицо его было покойно, глаза закрыты, и видно было, как он ровно дышал.
– Ах, Наташа! – вдруг почти вскрикнула Соня, хватаясь за руку своей кузины и отступая от двери.
– Что? что? – спросила Наташа.
– Это то, то, вот… – сказала Соня с бледным лицом и дрожащими губами.
Наташа тихо затворила дверь и отошла с Соней к окну, не понимая еще того, что ей говорили.
– Помнишь ты, – с испуганным и торжественным лицом говорила Соня, – помнишь, когда я за тебя в зеркало смотрела… В Отрадном, на святках… Помнишь, что я видела?..
– Да, да! – широко раскрывая глаза, сказала Наташа, смутно вспоминая, что тогда Соня сказала что то о князе Андрее, которого она видела лежащим.
– Помнишь? – продолжала Соня. – Я видела тогда и сказала всем, и тебе, и Дуняше. Я видела, что он лежит на постели, – говорила она, при каждой подробности делая жест рукою с поднятым пальцем, – и что он закрыл глаза, и что он покрыт именно розовым одеялом, и что он сложил руки, – говорила Соня, убеждаясь, по мере того как она описывала виденные ею сейчас подробности, что эти самые подробности она видела тогда. Тогда она ничего не видела, но рассказала, что видела то, что ей пришло в голову; но то, что она придумала тогда, представлялось ей столь же действительным, как и всякое другое воспоминание. То, что она тогда сказала, что он оглянулся на нее и улыбнулся и был покрыт чем то красным, она не только помнила, но твердо была убеждена, что еще тогда она сказала и видела, что он был покрыт розовым, именно розовым одеялом, и что глаза его были закрыты.
– Да, да, именно розовым, – сказала Наташа, которая тоже теперь, казалось, помнила, что было сказано розовым, и в этом самом видела главную необычайность и таинственность предсказания.
– Но что же это значит? – задумчиво сказала Наташа.
– Ах, я не знаю, как все это необычайно! – сказала Соня, хватаясь за голову.
Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.
На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu"il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.
Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n"avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n"avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Получив начальное приходское образование, он поступил в классическую гимназию, а затем в Новороссийский университет, где обучался сразу на трех факультетах - юридическом, математическом и историко-филологическом. Окончив университет в 1889 году, он, с юных лет тянувшийся к подвижнической жизни, оставил светскую науку и поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию, где принял монашество с именем Гермоген. 15 марта 1892 года он был рукоположен во иеромонаха и зарекомендовал себя как прилежный пастырь и проповедник.
Окончив академию со степенью кандидата богословия, он в 1893 году был назначен инспектором, а затем в 1898 году ректором Тифлисской духовной семинарии с возведением в сан архимандрита. Одновременно с этим он исполнял обязанности члена Грузино-Имеретинской синодальной конторы, представителя епархиального училищного совета, а также редактора «Духовного Вестника Грузинского Экзархата».
В 1901 году архимандрит Гермоген стал викарным, а в 1903 - правящим Епископом Саратовской епархии и в том же году был вызван для присутствия в Святейший Синод. Служение владыки отличалось особым духовным горением, трепетом и молитвенным настроем. Его трудами процветала миссионерская деятельность, устраивались религиозные чтения и внебогослужебные беседы.
Во время революционных событий 1905-1907 годов владыка активно выступал в защиту государственного строя, в своих проповедях обличал и вразумлял одурманенные бунтовщиками народные массы. Святой праведный Иоанн Кронштадтский относился с большой любовью и уважением к Епископу Гермогену, говоря, что за судьбу православия он спокоен, зная, что Епископы Гермоген и Серафим (Чичагов) продолжат его дело.
В 1912 году за непримиримую и принципиальную оппозицию обер-прокурору Синода и в связи с выступлениями против влияния Григория Распутина Епископ Гермоген был уволен от присутствия в Святейшем Синоде, а затем и от управления епархией и сослан в Белоруссию в Жировицкий монастырь под Гродно.
Время ссылки только способствовало молитвенному подвигу и не сломило характера «яркой, пророческой ревности, гражданской доблести», укрепило «могучий дух его, дух высокой, христианской настроенности, дух величайшей христианской любви», дух, который «свойственен одним избранным натурам и который, по справедливости, не только у друзей, но даже и врагов его, получил название «гермогеновского», - писали современники святителя.
В августе 1915 года в связи с наступлением немцев владыку перевели в Николо-Угрешский монастырь Московской eпapxии, а после Февральского переворота 1917 года он был назначен на кафедру в Тобольск.
В это мятежное время святитель призывал свою паству «сохранить верность вере отцов, не преклонять колен пред идолами революции и их современными жрецами, требующими от православных русских людей выветривания, искажения русской народной души». В июле 1917 года Владыка создает «Православно-церковное общество единения клира и мирян». Почти ежедневно он участвует в соборных Богослужениях, всегда на виду, всегда с народом, разъясняет, учит, молится, убеждает. Помощником ему был давний друг по Тифлису и Саратову викарный Епископ Березовский Иринарх. В июле 1917 года был созван Епархиальный Собор для решения и обсуждения всех текущих дел епархии. С 21 августа по 6 декабря 1917 года владыка Гермоген находился в Москве, где вместе с делегатами от своей епархии участвовал в работе Поместного Собора. Заботясь о судьбе демобилизованных солдат-фронтовиков, в своей массе одурманенных большевистской пропагандой, владыка создал в Тобольске особый солдатский отдел при Иоанно-Димитриевском братстве для оказания им посильной помощи.
В январе 1918 года, после принятия большевиками декрета об отделении Церкви от государства, поставившего верующих вне закона, архипастырь обратился к народу с воззванием, которое заканчивалось словами: «Станьте на защиту своей веры и с твердым упованием скажите: «Да воскреснет Бог и расточатся врази Его!»
Выждав время, большевистские власти решили расправиться с епископом. В 1918 году Патриарх Тихон, видя негативное отношение советской власти к Православной Церкви, благословил, чтобы по всей России двинулись Крестные ходы. Владыка вопреки запрету местных большевистских властей назначил Крестный ход в Тобольске на Вербное воскресенье 15 апреля 1918 года. Накануне праздника, в ночь с 13 на 14 апреля, в архиерейских покоях с намерением арестовать владыку появились вооруженные красноармейцы (латышские стрелки). Не обнаружив укрытого прихожанами Епископа Гермогена, они учинили обыск в его покоях и осквернили алтарь домовой церкви.
Но, невзирая на опасность, владыка в Вербное воскресенье вместе с сонмом духовенства и множеством верующих совершил Крестный ход вокруг Софийского двора и по улицам города. Власти не посмели тронуть архипастыря в присутствии многочисленной паствы, но на обратном пути, когда толпа заметно поредела, милиция разогнала оставшихся прикладами и арестовала владыку. На колокольне рядом с Архиерейским домом пытались бить в набат и собрать горожан, но большевики выстрелами согнали с колокольни звонарей. Владыка был вывезен из Тобольска и заключен в екатеринбургскую тюрьму, где провел несколько месяцев. В заточении он много молился. В одном из писем, которое удалось переслать на волю, святитель писал, обращаясь к «благоговейно любимой и незабвенной пастве»: «Не скорбите обо мне по поводу заключения моего в темнице. Это мое училище духовное. Слава Богу, дающему столь мудрыя и благотворные испытания мне, крайне нуждающемуся в строгих и крайних мерах воздействия на мой внутренний духовный мир... От этих потрясений (между жизнью и смертью) усиливается и утверждается в душе спасительный страх Божий...».
Продержав владыку в заточении, областной совнарком в ответ на ходатайства паствы потребовал выкуп. Узнав об этом, владыка отказывался от такой помощи, обременявшей прихожан и друзей. Когда деньги были принесены духовенством, власти дали расписку в получении требуемой суммы, но вместо освобождения епископа арестовали троих членов делегации: брата владыки протоиерея Ефрема Долганева, иерея Михаила Макарова и Константина Минятова, о дальнейшей участи которых ничего не известно. Видимо, их мученическая кончина предварила кончину владыки. Вскоре святитель был отправлен из Екатеринбурга в Тюмень и под вооруженной охраной переведен на пароход «Ермак». На пути в Тобольск большевики, готовясь к столкновению с войсками Сибирского правительства, возводили укрепления и заставили трудиться над ними арестантов, в том числе и Епископа Гермогена. Все это время красноармейцы обращались с ним со зверской жестокостью, но, несмотря на побои и издевательства, владыка не переставал петь пасхальные песнопения. После неудачного боя с войсками Сибирского правительства, при отступлении в ночь с 28 на 29 (по нов. ст.) июня священномученика перевели на пароход «Ока». Владыка, подходя к трапу, тихо сказал лоцману: «Передайте, раб крещеный, всему великому миру, чтоб обо мне помолились Богу».
Около полуночи большевики вывели на палубу парохода вместе со святителем-страдальцем священника Петра Карелина и, привязав к нему два больших гранитных камня, сбросили в воду. Та же участь постигла и владыку. Когда «Ока» подошла к селению Карабаны, его вывели на нос парохода в одном нижнем белье, связали за спиной руки, прикрепили к ним на короткой веревке камень и столкнули в воду. По рассказам очевидцев, владыка до самой последней минуты творил молитву. Когда палачи привязывали камень, он пастырски благословлял их; даже когда руки его были стянуты на спине, он пытался сделать знак креста.
Честные останки святителя были вынесены на берег 3 июля, обнаружены и похоронены на месте обретения крестьянами села Усольского. В могилу был положен и камень, привязанный к телу. После освобождения Тобольска войсками Сибирского правительства честные останки святителя были извлечены из земли, облачены в архиерейские одежды и 28 июля Епископом Березовским Иринархом доставлены в Тобольский кафедральный Софийский собор. Весь город приходил проститься со священномучеником, благоговейно лобызая мощи владыки. Ко всеобщему удивлению, тело, долгое время пролежавшее в воде и влажной земле, не издавало запаха тления. Пять суток горожане прощались с почившим архипастырем. 2 августа состоялось погребение тела святителя. Духовенство Крестным ходом обнесло мощи по кремлю и положило их в первой могиле святителя Иоанна Тобольского в Иоанно-Златоустовком приделе Софийско-Успенского собора.
До времени повторного захвата города большевиками в дни памяти епископа Гермогена в Тобольске совершались Крестные ходы и панихиды, организовывались вечера, была образована общественная комиссия по увековечиванию его имени.
Священномученики Гермоген, Ефрем, Петр, Михаил и мученик Константин причислены к лику святых Новомучеников и Исповедников Российских на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в августе 2000 года для общецерковного почитания.
Прим.:
Более подробное жизнеописание священномученика Гермогена составил Игумен Дамаскин (Орловский) . Подробную информацию о священномученике можно найти на открытой православной энциклопедии «Древо» .
Толкование на “Откоровение” Иоанна Богослова Священномученика Гермогена, епископа Тобольскго и Сибирского датировано 5 мая 1917 года, место написания - Москва. Из жизнеописания Гермогена Тобольского известно, что после назначения на Тобольскую кафедру (7-8 марта по ст.ст.) «вла-ды-ка тут же вы-ехал в То-больск и по-след-нюю неде-лю Ве-ли-ко-го по-ста уже слу-жил в ка-фед-раль-ном со-бо-ре» . В Москву владыка попал 21 августа 1917 года и находился там по 6 декабря 1917 года. Нельзя исключать ошибку в датировке даты или места написания. Сам труд владыки сохранился в рукописном варианте и был опубликован его учениками. В источнике есть комментарий:
«Православные христиане!
Простите нас, недостойных рабов Божиих, ради Христа, за дерзость, с какой мы осмелились предложить Вам для доступности понимания "Откровения" святого апостола Иоанна Богослова "Толкование" Преосвященного Гермогена. Простите нас за возможные при этом ошибки, ведь до нас оно дошло в рукописном варианте. Мы только постарались, чтобы всякому доброму христианину был понятен смысл всей истории христианства.
Слава Отцу и Сыну и Святому Духу и ныне и присно и во веки веков.
Господи, спаси нас, грешных! Аминь!
Нальчик, 1997 г.
». (дата обращения 19.05.2016).
епископ Тобольский и Сибирский
Дни памяти 16 (29) июня; в Соборах Московских (26 августа (8 сентября)) и Саратовских (ближайший воскресный день к 31 августа (13 сентября)) святых Храмы храм СПбДА
Священномученик Гермоген (в миру Георгий Ефремович Долганев), епископ Тобольский и Сибирский, родился 25 апреля 1858 года в семье единоверческого священника Херсонской епархии, впоследствии принявшего монашество. Он окончил полный курс юридического факультета в Новороссийске, здесь же прошёл курсы математического и историко-филологического факультетов. Затем Георгий поступает в Санкт-Петербургскую Духовную Академию, где и принимает монашество с именем Гермоген. 15 марта 1892 года он становится иеромонахом.
В 1893 году иеромонах Гермоген окончил Академию и был назначен инспектором, а затем ректором Тифлисской Духовной Семинарии с возведением в сан архимандрита. Не желая содействовать антицерковному и материалистическому духу времени, он поощряет распространение миссионерства среди населения Российской окраины.
14 января 1901 года в Казанском Соборе Санкт-Петербурга отец Гермоген был хиротонисан во епископа Вольского, викария Саратовской епархии. В 1903 году его назначили епископом Саратовским и вызвали для присутствия в Святейшем Синоде.
Служение Владыки отличалось неослабевавшим горением духа: процветала его трудами миссионерская деятельность, устраивались религиозные чтения и вне богослужебные беседы, программу для которых составлял сам же епископ и он же руководил ими.
В конце 1911 года на очередном заседании Святейшего синода Владыка резко разошёлся с обер-прокурором В.К. Саблером, который с молчаливого согласия многих архиереев спешно проводил некоторые учреждения и определения прямо противоканонического характера (корпорация диаконисс, разрешение отпевания инославных).
7 января преосвященному Гермогену был объявлен указ за подписью Государя об увольнении от присутствия в Святейшем синоде и отбытии в свою епархию до 15 января. Не уложившись ввиду болезни в отведённый промежуток времени, Владыка был сослан в Блоруссию в Жировицкий монастырь. Одной из причин этой ссылки явилось также и резко отрицательное отношение Владыки к Г.Е. Распутину.
Положение опального епископа в монастыре было тяжёлым. Ему не разрешали часто служить, а когда разрешали, то не оказывали должных почестей его епископскому сану. Иногда Владыке даже запрещалось выезжать из монастыря.
Святитель часто скорбел о будущем Отечества, и плача говорил: «Идёт, идёт девятый вал; сокрушит, сметёт всю гниль, всю ветошь; совершится страшное, леденящее кровь — погубят Царя, погубят Царя, непременно погубят».
В августе 1915 года Владыку перевели в Николо-Угрешский монастырь Московской епархии, а после Февральского переворота 1917 года он был назначен на кафедру в Тобольск. Особой заботой Владыки были вернувшиеся с фронта одурманенные большевицкой пропагандой русские воины, и он создаёт особый солдатский отдел при Иоанно-Димитриевском братстве. Большевики, старавшиеся озлобить солдат, чтобы легче управлять ими, были вне себя, видя проявляемую о бойцах церковную заботу.
Находясь на Тобольской кафедре во время пребывания там в заточении Царственных Мучеников, по его благословенно в утешение Им была принесена Абалацкая икона Божией Матери.
25 декабря 1917 года в Покровском храме города Тобольска, в присутствии Царской Семьи диакон Евдокимов провозгласил им многолетие — как и положено по Богослужебному Уставу. Вслед за этим последовал арест настоятеля и диакона. Настоятель храма протоиерей Васильев на допросе заявил, что «не подотчётен рачьим и собачьим депутатам», а диакон Евдокимов сказал: «Ваше царство минутное, придёт скоро защита Царская. Погодите ещё немного, получите своё сполна».
На запрос об этом происшествии из местного органа большевицкой власти Владыка Гермоген ответил письменно, отказавшись от какого бы то ни было личного общения: «Россия юридически не есть республика, никто Её таковой не объявлял и объявить не правомочен, кроме предполагаемого Учредительного Собрания. Во-вторых, по данным Священного Писания, государственного права, церковных канонов, а также по данным истории, находящиеся вне управления своей страной бывшие короли, цари и императоры, не лишаются своего сана как такового и соответствующих им титулов, а потому в действиях причта Покровского храма ничего предосудительного не усмотрел и не вижу».
На Литургии Владыка всегда вынимал частички за Царскую Семью, свято храня любовь к Ней. Есть сведения, что во время пребывания Государя в Тобольской ссылке Владыка испросил у него прощения за то, что поверил наговорам на Г.Е. Распутина, и Государь со смиренным сердцем простил его.
В январе 1918 года, после принятия большевиками декрета об отделении Церкви от государства, ставившего верующих в действительности вне закона, архипастырь обратился к народу с воззванием, которое заканчивалось словами: «Станьте на защиту своей веры и с твёрдым упованием скажите: «Да воскреснет Бог и расточатся врази Его»».
Власти стали усиленно готовиться к аресту непреклонного епископа, но Владыка, не смущаясь, назначил на Вербное Воскресенье 15 апреля 1918 года Крестный ход. Он говорил: «Я от них пощады не жду, они убьют меня, мало того, они будут мучить меня, я готов, готов хоть сейчас. Я не за себя боюсь, не о себе скорблю, боюсь за жителей — что они сделают с ними?».
Накануне праздника, 13 апреля, в архиерейских покоях появились вооруженные красноармейцы. Не обнаружив епископа, они учинили обыск в его покоях и осквернили алтарь домовой церкви. Крестный ход собрал множество верующих. Со стен городского Кремля хорошо был виден дом, где томилась в заключении Царская Семья. Владыка, подойдя к краю стены, высоко поднял крест и благословил Августейших Страстотерпцев, которые смотрели из окон на Крестный ход.
Сопровождаемый пешими и конными отрядами милиции, Крестный ход привлёк много верующих, но на обратном пути (ход окончился в половине пятого) ряды народные стали редеть, так что милиция без труда (сначала при помощи обмана) разогнала оставшихся прикладами и арестовала Владыку. На колокольне рядом с архиерейским домом ударили в набат. Большевики выстрелами согнали с колокольни звонарей. Остальные возмущавшиеся были также разогнаны.
Владыка был заключён в Екатеринбургскую тюрьму. В заточении он много молился. В одном из писем, которое удалось переслать на волю, Святитель писал, обращаясь к «благоговейно любимой и незабвенной пастве»: «Не скорбите обо мне по поводу заключения моего в темнице. Это моё училище духовное. Слава Богу, дающему столь мудрые и благотворные испытания мне, крайне нуждающемуся в строгих и крайних мерах воздействия на мой внутренний духовный мир... От этих потрясений (между жизнью и смертью) усиливается и утверждается в душе спасительный страх Божий...».
Продержав Владыку несколько месяцев в заточении, областной совнарком потребовал выкуп — сначала в сто тысяч рублей, но, убедившись, что такой суммы ему не собрать, уменьшили её до десяти тысяч рублей. Когда деньги, пожертвованные местным коммерсантом Д.И. Полирушевым, были принесены духовенством, власти дали расписку в получении требуемой суммы, но вместо освобождения епископа арестовали и троих членов делегации: протоиерея Ефрема Долганова, иерея Михаила Макарова и Константина Минятова, о дальнейшей участи которых ничего более не известно. Видимо, их мученическая кончина предварила кончину Владыки.
Вскоре Святитель был перевезён в Тюмень и доставлен на пароходе к селу Покровское. Все узники, за исключением епископа и священника церкви Каменского завода, благочинного второго округа Камышевского уезда Екатеринбургской губернии, иерея Петра Карелина, были расстреляны. Владыка и отец Пётр были заключены в грязном трюме. Пароход направился к Тобольску. Вечером, 15 июня, когда священномучеников переводили с одного корабля на другой, Владыка, подходя к трапу, тихо сказал лоцману: «Передайте, раб крещёный, всему великому миру, чтоб обо мне помолились Богу».
Около полуночи с 15 на 16 июня большевики сначала вывели на палубу парохода «Ока» иерея Петра Карелина, привязали к нему два больших гранитных камня и сбросили в воды реки Туры. Та же участь постигла и Владыку (по некоторым сведениям, Владыку привязали к пароходному колесу, которое затем привели в движение. Это колесо искромсало живое тело Владыки).
Вскоре город был освобождён войсками Сибирского Правительства и останки Святителя были извлечены, облачены в архиерейские одежды, и торжественно погребены в склепе, устроенном в Иоанно-Златоустовском приделе на месте первой могилы святого Иоанна, митрополита Тобольского.
Священномученики Гермоген, Ефрем, Пётр, Михаил и мученик Константин причислены к лику святых Новомучеников и Исповедников Российских на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в августе 2000 года для общецерковного почитания.
Игумен Дамаскин. "Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви XX столетия".
Тверь, Издательство "Булат", т.1 1992,т.2 1996, т.3 1999, т.4 2000, т.5 2001.
Тропарь, глас 7:
Во святителех дивен показался еси, /
ревностию по Бозе окрыляем, священномучениче Гермогене. /
И пастве Сибирстей путевождь во страданиях являяся, /
с Державнствующим узы и заключения разделяя /
и страдальчески путь скончавши, /
на небесех мзду трудов твоих восприял еси, /
молися за народ наш ко Господу.
Кондак, глас 4:
Подвиг святительский добре свершившаго /
и течение мученическое мужественно скончавшаго /
прославляем тя, священномучениче Гермогене, /
яко предстателя пред Господем /
за страну Российскую.
Глубоко религиозный с детских лет, Георгий рано почувствовал влечение к подвижнической жизни. Поэтому после университета он поступает в Санкт-Петербургскую Духовную Академию, где и принимает монашество с именем Гермоген. 15 марта 1892 года он становится иеромонахом.
В 1893 году иеромонах Гермоген окончил Академию со степенью кандидата богословия и был назначен инспектором, а затем ректором Тифлисской Духовной Семинарии с возведением в сан архимандрита. Не ограничиваясь просветительской деятельностью в рамках Семинарии, он создавал церковные школы и содействовал распространению миссионерства среди населения российской окраины.
Служение Владыки отличалось неослабевавшим горением духа: процветала его трудами миссионерская деятельность, устраивались религиозные чтения и внебогослужебные беседы, программу для которых составлял сам же епископ и он же руководил ими.
Владыка часто объезжал приходы епархии и служил с таким благоговением, трепетом и молитвенным настроем, что люди действительно забывали — на Небе они или на земле, многие плакали от умиления и духовной радости. Во время политических беспорядков 1905 года Владыка успешно вразумлял одурманенных бунтовщиков своими проповедями.
С большой любовью и уважением относился к епископу Гермогену святой праведный Иоанн Кронштадтский, говоря, что за судьбу Православия он спокоен и может умереть, зная, что епископы Гермоген и Серафим (Чичагов, память 28 ноября) продолжат его дело. Предрекая мученическую кончину Святителя, батюшка писал ему в 1906 году: «Вы в подвиге, Господь отверзает Небо, как архидиакону Стефану, и благословляет Вас».
7 января преосвященному Гермогену был объявлен указ за подписью Государя об увольнении от присутствия в Святейшем Синоде и отбытии в свою епархию до 15 января. Не уложившись ввиду болезни в отведенный промежуток времени, Владыка был сослан в Беларусь в Жировичский монастырь. Одной из причин этой ссылки явилось также и резко отрицательное отношение Владыки к Григорию Распутину: перед отъездом на свою кафедру епископ Ермоген посетил «старца» и предал его анафеме. После этого, 17 января 1912 года, Императором был подписан указ об увольнении его от управления Саратовской епархией с назначением пребывания в Жировичском монастыре.
Свободное от богослужения время преосвященный посвящал народу. При нем был врач-гомеопат, который успешно лечил всех, обращающихся за помощью. Но большинство страждущих Господь исцелял по молитвам самого епископа Гермогена. Люди, узнавая о его благодатных дарованиях, приезжали к нему из самых разных мест. Порой их набиралось столько, что негде было ночевать, и владыка устроил для больных палату. Он старался помочь всем, обращавшимся к нему.
Случалось ему и изгонять бесов. Бывало, во время Богослужения какой-нибудь бесноватый начинал вопить, лаять и т. п. Тогда епископ выходил на солею и именем Господа запрещал ему. Тот тотчас же стихал.
В августе 1915 года Владыку перевели в Николо-Угрешский монастырь Московской епархии, а после Февральского переворота 1917 года он был назначен на кафедру в Тобольск. Особой заботой Владыки были вернувшиеся с фронта одурманенные большевицкой пропагандой русские воины, и он создает особый солдатский отдел при Иоанно-Димитриевском братстве. Большевики, старавшиеся озлобить солдат, чтобы легче управлять ими, были вне себя, видя проявляемую о бойцах церковную заботу.
В это мятежное время Святитель призывал свою паству «не преклонять колена пред идолами революции», борясь против коммунизма, денационализации и искажения русской народной души.
Находясь на Тобольской кафедре во время пребывания там в заточении Царственных Мучеников, по его благословенно в утешение Им была принесена Абалацкая икона Божией Матери. На Литургии Владыка всегда вынимал частички за Царскую Семью, свято храня любовь к ней.
В январе 1918 года, после принятия большевиками декрета об отделении Церкви от государства, ставившего верующих в действительности вне закона, архипастырь обратился к народу с воззванием, которое заканчивалось словами: «Станьте на защиту своей веры и с твердым упованием скажите: «Да воскреснет Бог и расточатся врази Его».
Владыка был заключен в Екатеринбургскую тюрьму. В заточении он много молился. В одном из писем, которое удалось переслать на волю, Святитель писал, обращаясь к «благоговейно любимой и незабвенной пастве»: «Не скорбите обо мне по поводу заключения моего в темнице. Это мое училище духовное. Слава Богу, дающему столь мудрые и благотворные испытания мне, крайне нуждающемуся в строгих и крайних мерах воздействия на мой внутренний духовный мир... От этих потрясений (между жизнью и смертью) усиливается и утверждается в душе спасительный страх Божий...».
Со стороны епархиального съезда была предпринята попытка освобождения своего владыки за выкуп, назначенный в 10 000 рублей. Но все члены посланной делегации после передачи денег были арестованы, и их судьба неизвестна, скорее всего, они приняли мученическую кончину.
Около полуночи с 15 на 16 июня большевики сначала вывели на палубу парохода «Ока» иерея Петра Карелина, привязали к нему два больших гранитных камня и сбросили в воды реки Туры. Епископ Ермоген молился за палачей и благословлял их. Те же с руганью и ударами сорвали с него рясу и подрясник, связали сзади руки. Так как исповедник не переставал молиться вслух, невзирая на запрет комиссара, его заставили замолчать ударом кулака по лицу. Затем к нему привязали двухпудовый камень и тоже бросили в реку...
Честные останки Святителя были вынесены на берег 3 июля и обнаружены крестьянами села Усольского. На следующий день они были похоронены крестьянином Алексеем Егоровичем Маряновым на месте обретения. В могилу был положен и камень.
Вскоре город был освобожден войсками Сибирского Правительства и останки Святителя были извлечены, облачены в архиерейские одежды, и торжественно погребены в склепе, устроенном в Иоанно-Златоустовском приделе на месте первой могилы святого Иоанна, митрополита Тобольского.
Низшее и среднее образование получил в духовно-учебных заведениях Херсонской епархии. Затем он выдержал экзамен на аттестат зрелости при классической гимназии г. Ананьева, Херсонской губернии и поступил в Новороссийский университет, где и окончил полный курс юридического факультета. Здесь же он прошел курс математического факультета, слушал лекции на историко-филологическом факультете
1889 г. - поступает в Санкт-Петербургскую Духовную Академию.
1890 г. - принимает монашество
1893 г. — окончил Академию со степенью кандидата богословия и был назначен инспектором, а затем ректором Тифлисской Духовной Семинарии с возведением в сан архимандрита. Служение Владыки отличалось неослабевавшим горением духа: процветала его трудами миссионерская деятельность, устраивались религиозные чтения и внебогослужебные беседы, программу для которых составлял сам же епископ и он же руководил ими.
14 января 1901 года в Казанской соборе на Калужской площади в Москве хиротонисан во епископа Вольского, вик. Саратовской епархии. Чин хиротонии совершали митр. С-Петербургский и Ладожский Антоний, митр. Киевский и Галицкий Феогност, митр. Московский и Коломенский Владимир, архиеп. Холмский и Варшавский Иероним и др.
21 марта 1903 года назначен епископом Саратовским. В этом же году был вызван для присутствия в Св. Синоде.
7 января 1912 г. — был объявлен указ за подписью Государя об увольнении от присутствия в Святейшем Синоде и отбытии в свою епархию до 15 января. Не уложившись ввиду болезни в отведенный промежуток времени, Владыка был сослан в Беларусь в Жировичский монастырь.
В августе 1915 г. — переведен в Николо-Угрешский монастырь Московской епархии.
1917 г. — после Февральского переворота он был назначен на кафедру в Тобольск.
3 июля 1918 г. — честные останки Святителя были вынесены на берег и обнаружены крестьянами села Усольского. На следующий день они были похоронены крестьянином Алексеем Егоровичем Маряновым на месте обретения. В могилу был положен и камень.
2000 г. — Архиерейским юбилейным Собором Русской Православной Церкви его имя было внесено в Собор новомучеников и исповедников Российских.
Летом 2005 года, при ремонте кафедрального собора в Тобольске, был обнаружен склеп, в котором покоились останки священномученика Гермогена.
2-3 сентября 2005 г. — состоялись торжества по случаю обретения его святых мощей и перенесение их в Покровский собор.
Труды "К нашей юной духовной среде," Духовный вестник Грузинского Экзархата, 1898, Ч. неофиц., № 24, 2-10. "Очерк деятельности Епархиального миссионерского духовно-просветительного Братства в г. Тифлисе за два года его существования (с 19 окт. 1897 г. по 22 окт. 1899 г.)," Духовный вестник Грузинского Экзархата, 1900, Ч. неофиц., № 6, 7-23. "Борьба за истину нашей духовной школы: Отзыв о проекте новой организации этой школы," Саратовский духовный вестник, 1908, № 44, 3-10. "Негодующее осуждение дозволенного кощунства: (Истинное изображение смерти Толстого)," Саратов, . "От света «истинного» во тьму «кромешную»: (Открытое письмо к рус. людям)," Пг., 1916. "Толкование на «Откровение» Иоанна Богослова," Первый и последний, М., 2003, № 2(6).